Китай в XVII—XVIII вв.: социально-экономический и политический строй

Завоевание маньчжурами Китая сопровождалось разрушением многих городов и массовым уничтожением коренного населения. Особенно пострадали от маньчжурского нашествия наиболее развитые в экономическом отношении районы Восточного и Юго-Восточного Китая, жители: которых оказали завоевателям упорное сопротивление. Серьезному разорению подверглись такие города, как Цзинань, Сунцзян, Сучжоу, Наньчан, Гуанчжоу, Цзиндэчжэнь и другие, в которых в конце XVI — начале XVII века было развито ремесленное производство и велась оживленная торговля. Население отдельных городов почти поголовно было истреблено. После резни, устроенной маньчжурами в Цзянъине, насчитывавшем около 200 тыс. жителей, в городе осталось всего 53 человека. Многие сельские районы совершенно обезлюдели и превратились в пустоши.

Ущерб, нанесенный маньчжурским нашествием, был настолько велик, что процесс восстановления производительных сил затянулся до середины XVIII века. Восстановлению и развитию экономики в известной степени способствовали такие меры цинского правительства, как распашка заброшенных и целинных земель, переселение безземельных крестьян из густонаселенных районов в области с большими площадями свободной земли, упорядочение налоговой системы в деревне, а также отмена некоторых ограничений в области ремесленного производства и морской торговли, введенных в первые годы господства династии Цин.

Захватив власть, маньчжуры почти целиком сохранили старую систему феодальной эксплуатации. Подобно другим завоевателям, они присвоили часть земельного фонда страны, установив тем самым свою соб-

[24]

ственность на землю. Значительная часть земель оказалась в руках; маньчжурского императора, который стал самым крупным земельным собственником в стране. К середине XVIII века в распоряжении императора находилось более 700 поместий общей площадью 13 тысяч цинов. К крупным землевладельцам принадлежали также различные представители: военно-феодальной маньчжурской знати — князья, родственники императора, высший командный состав восьмизнаменных войск.

Обработкой императорских и княжеских поместий занимались, как: правило, прикрепленные к ним крестьяне — чжуандины, основную массу которых первоначально составляли китайцы, взятые маньчжурами в плен. Они наделялись сравнительно небольшими участками и обязаны, были платить натуральную или денежную ренту. Кроме прикрепленных крестьян земли маньчжурской знати обрабатывали так называемые тоучунжэни, т. е. китайцы, перешедшие с землей или без земли на службу к завоевателям. Появление этой группы зависимого населения, состоявшей главным образом из безземельных крестьян, было связано с массовыми захватами земель маньчжурами в Северном Китае. Уже в 1644 г. был издан указ, в котором говорилось, что если китайцы пожелают жить вместе с маньчжурами, то они могут со своими семьями приписаться к знаменам (или корпусам) маньчжурских войск. По сути дела это означало закабаление, так как крестьянина, изъявившего согласие жить на землях, переданных завоевателям, приписывали к маньчжурской семье в качестве «состоящего при дворе» (хуся), к которым относили также рабов, купленных маньчжурами в официальном или частном порядке. Крестьянин, перешедший к маньчжурскому феодалу с землей, терял свое право на нее и пользовался ею в качестве наследственной аренды. В юридическом отношении эти крестьяне были бесправны. Как и рабов, их разрешалось продавать и покупать. Бегство с земель императорских и княжеских поместий строго каралось по закону.

Своеобразную форму военно-феодального землевладения представляли земли маньчжурского служилого сословия — так называемых знаменных (цижэнь). Большинство этих земель находилось в Северном Китае, особенно в районе Пекина, где была сосредоточена половина восьми[1]знаменных войск. Офицеры и солдаты наделялись землей в зависимости от занимаемой должности. Командир роты получал под пашню 300 му, солдат-кавалерист— 150, а пехотинец — 90 му. Эти земли, подобно поместьям маньчжурской знати, считались наследственными владениями и освобождались от государственных податей. Продажа их, а также пере[1]дача китайскому населению в аренду на срок более трех лет строго запрещались. Обработкой занимались сами солдаты, члены их семей и различные категории зависимого крестьянства, в том числе домашние[1]слуги-рабы, которые имелись почти у каждого солдата. Основная масса служилого сословия жила за счет ренты, получаемой с крестьян в виде арендной платы, размер которой устанавливался правительством.

Разорение солдат, попадавших за долги в кабалу к крупным землевладельцам и купцам-ростовщикам, неизбежно вело к потере ими своих земельных участков. Такой процесс наметился уже в начале XVIII века и получил широкое развитие во второй половине. Видя в этом угрозу материальному благополучию военного сословия, цинский двор в 1729 г. принял решение о выкупе этих земель за государственный счет. Согласно положению, прежние владельцы — знаменные должны были приобрести участки земли у казны в течение определенного срока. В 1737 г. цинский двор принял решение о создании земледельческих поселений в Южной Маньчжурии, куда вскоре было отправлено более 5 тыс. маньчжурских семей из Пекина. В 1753 г. последовало постановление правительства о

[25]

передаче земель, выкупленных казной, в ведение соответствующих знаменных управлений, которым предлагалось использовать денежные и натуральные сборы с этих земель на оказание помощи разорившимся солдатам. Однако никакими правительственными мерами нельзя было предотвратить процесс разорения солдат и низших офицеров. Их земли постепенно становились достоянием маньчжурских и особенно китайских феодалов.

Другой формой военно-феодального землевладения являлись земли военных поселений, созданных как в пограничных, так и внутренних районах. Эти земли обрабатывались солдатами провинциальных китайских войск (войска зеленого знамени — люйциин). Военные поселенцы, как правило, сдавали государству весь продукт своего труда, получая взамен натуральное и, очень редко, денежное вознаграждение.

В период маньчжурского господства значительные земельные владения принадлежали служителям религиозных культов: конфуцианства, даосизма и буддизма. Настоятели храмов и монастырей получали особые правительственные грамоты, освобождавшие их владения от всяких налогов и повинностей. Но в 1744 г. цинский двор прекратил выдачу подобных грамот, по-видимому в связи с тем, что многие тяглые крестьяне принимали монашество, пытаясь таким путем избавиться от жестокого произвола сборщиков налогов.

Сохранялось также частное землевладение, на долю которого в начале XIX века приходилось примерно 9/10 всех обрабатываемых площадей. Владельцы этих земель облагались государственными налогами и обязаны были нести повинности.

На правах частной собственности землей владели крупные землевладельцы, как правило, не связанные с ленной системой, и представители ученого сословия — шэныни — обладатели ученых степеней, а также представители купечества и духовенства, военные и гражданские чиновники, сельские старосты и др. Владения отдельных феодалов достигали иногда не только нескольких сотен тысяч му, но и свыше 1 млн. Эти земли обрабатывали, как правило, арендаторы, которые в то время являлись в сущности феодально-зависимыми крестьянами.

В собственности крестьян чаще всего находились карликовые участки земли 8—10 му и даже 2—3 му. Там, где оставалось много свободной земли (например, в Сычуани), максимальный размер крестьянского землевладения составлял 100 му.

В Цинской империи регулярно проводился учет населения с целью обложения его налогами. Через каждые пять лет составлялись подушные списки (реестры), куда вносились лица мужского пола в возрасте от 16 до 60 лет. Учет населения в значительной мере облегчался тем, что в деревнях, городах и торговых слободах все дворы делились на десятки и сотни, жители которых были связаны между собой круговой порукой (система баоцзя). Во главе каждого десятка и каждой сотни дворов стояли зыборные лица, пользовавшиеся известным влиянием в данной местности. Засилье помещиков в системе баоцзя облегчало правительству взимание налогов и податей с крестьян и вместе с тем позволяло властям следить за их благонадежностью.

Основным налогом в стране являлся поземельный, размер которого в каждой провинции был разным и устанавливался в зависимости от качества земли. В среднем с 1 му полагался налог в размере 1 цяня серебром и 1 доу риса. Кроме поземельного налога крестьяне обязаны были платить казне денежную подушную подать. Первоначально она существовала как самостоятельный налог и взималась со всех сельских жителей, в том числе с безземельных крестьян. В 1716 г. цинский двор при-

[26]

пял новую налоговую систему, согласно которой подушная подать считалась составной частью поземельного налога. Официально эта подать взималась в размере 1—2 цяней с каждого ляна серебра поземельного налога. Новая система налогообложения была повсеместно введена лишь к концу XVIII века. Подушно-поземельный налог (дидин) составлял примерно 3/4 всех доходов цинского правительства и в конце XVIII — начале XIX века взимался преимущественно деньгами (серебром).

Кроме того, крестьяне обязаны были платить дополнительные подати, размеры которых нередко определялись самими чиновниками. Тяжелым бременем для крестьян, имевших собственный клочок земли, являлись различного рода повинности. Так, при передвижении правительственных войск крестьяне обязаны были поставлять тягловый скот, столь необходимый в земледельческих работах, и носильщиков для переноски грузов.

Общей тенденцией развития аграрных отношений в то время был рост частного феодального землевладения за счет поглощения мелкой крестьянской собственности. Уже в 1704 г. цинский двор после обследования семи провинций в Центральном Китае был вынужден признать, что только три-четыре десятых населения имеют свою землю, а остальные арендуютее.

Крестьянство при всей неоднородности своего состава представляло собой единый класс, который противостоял классу маньчжурских и китайских феодалов во главе с богдыханом.

Для получения минимума жизненных средств крестьяне помимо земледелия занимались различными подсобными промыслами и ремеслами: прядением, ткачеством, изготовлением предметов домашнего обихода, сельскохозяйственного инвентаря и т. п. Продукты и предметы труда, создаваемые крестьянским хозяйством, шли как на удовлетворение собственных нужд крестьянина и его семьи, так и на рынок. В ряде сельских районов, расположенных в юго-восточной части страны, а также в бассейнах Янцзы и Хуанхэ, значительное число крестьян изготовляли хлопчатобумажные ткани для рынка. Домашние крестьянские промыслы, особенно изготовление хлопчатобумажных тканей, занимали важное место з ремесленном производстве страны, обслуживая своими изделиями не только внутренний, но и внешний рынок.

Высокая арендная плата, непомерные налоги и повинности, а также частые стихийные бедствия (наводнения, засухи, саранча) вынуждали крестьян обращаться к ростовщикам, которые давали ссуды на исключительно тяжелых условиях.

С восстановлением сельского хозяйства в стране и отменой некоторых ограничений в области внешней торговли дальнейшее развитие получили ремесла. Самым крупным центром шелкоткацкого производства был Нанкин, где во второй половине XVIII века насчитывалось более 30 тысяч ткацких станков. Примерно по 4—5 тыс. станков имелось в Сучжоу и Ханчжоу, где вырабатывались лучшие в стране ткани. Нанкинский атлас, сычуаньская парча, хучжоуский креп, шаньдунская чесуча, тонкий сучжоуский шелк находили широкий сбыт как внутри страны, так и на внешнем рынке. В 1759 г. императорский наместник провинций Гуандун и Гуанси Ли Ши-яо докладывал трону, что из Гуанчжоу на иностранных судах ежегодно вывозится шелковых тканей на сумму от 700—800 тысяч до 1 миллиона лянов серебра. Часть шелка, производимого в Цзянсу и Чжэ-цзяне, вывозилась также в Японию в обмен на медь для чеканки монеты. Однако этот вывоз был весьма ограниченным и составлял немногим более 30 г в год. Центрами хлопчатобумажного производства являлись Шанхай, Сучжоу, Сунцзяя. По свидетельству европейских миссионеров,

[27]

только в районе Шанхая около 200 тысяч ткачей изготовляли хлопчатобумажные ткани.

С ростом текстильного производства значительное развитие получила крашение тканей. В 30-х годах XVIII века в Сучжоу насчитывалось более 400 красильных мастерских, в каждой из них работало по нескольку десятков наемных рабочих. В красильном производстве существовала сравнительно высокая специализация.

Крупнейшим центром по производству фарфора считался Цзиндэ-чжэнь, где имелись государственные и частные предприятия. Тан Ин, заведовавший (с 1724 г.) более десяти лет казенной мануфактурой в Цзиндэчжэне, так описывал этот город: «Цзиндэчжэнь, что находится в стороне от Фуляна, имеет в окружности более 10 ли... Это место славится своим фарфором, поэтому сюда собираются купцы со всех сторон. В Цзиндэчжэне — примерно 200—300 частных гончарных мастерских, огонь и дым которых можно видеть круглый год. В городе несколько сотен тысяч рабочих и мастеров, и трудно найти такого человека, который бы не занимался изготовлением фарфора». Фарфоровые изделия Цзиндэ-чжэня славились не только в Китае, но и за границей, особенно в европейских странах.

Горнодобывающая промышленность (добыча меди, железа и других металлов) была развита главным образом в юго-западных провинциях, особенно в Юньнани. В 20-х годах XVIII века здесь имелось около 20 медных рудников, а в 70-х годах — более 40. В 60—70-х годах XVIII века на казенных и частных рудниках в Юньнани работало свыше 700 тысяч человек, не считая огромного числа рудокопов, добывавших медь без разрешения властей. Успехи в горном деле способствовали увеличению производства металла и улучшению способов его обработки. Наиболее раз[1]витым центром металлообработки был Фошаньчжэнь, расположенный вблизи Гуанчжоу. Здесь изготовляли железные котлы, листовое железо, проволоку, гвозди, иголки и другие предметы хозяйственного и домашнего обихода.

Во второй половине XVIII века широкое развитие получили такие отрасли, как добыча соли, производство бумаги, сахара. Наибольшего раз[1]вития соледобыча достигла в Сычуани, где соль выпаривалась из соля[1]ных растворов, извлекаемых из колодцев и скважин. В уезде Шэхун, расположенном в центре Сычуаньской котловины, в 1730 г. насчитывалось около 2400 колодцев. Здесь добыча соли велась, как правило, частными предпринимателями. Несмотря на существование мануфактуры в[1]ряде отраслей, домашняя крестьянская промышленность и мелкое городское ремесло продолжали занимать господствующее положение в сфере[1]промышленного производства. Мелкие ремесленники и торговцы составляли основную массу городского населения. Они объединялись в различные цеховые организации, которые чаще всего назывались ханы. Так, в Чунцине имелись цехи ткачей, трепальщиков хлопка и др.

В Сучжоу в XVII—XVIII веках насчитывалось 550 цеховых организаций, что свидетельствовало о высокой дифференциации мелкого городского ремесла в этом районе. Владельцы мелких мастерских, входившие в цех, обычно выступали одновременно и продавцами своих изделий. Цеховые организации вырабатывали свои правила торговли и устанавливали цены, по которым их члены должны были продавать свои товары. Нарушившие эти правила подвергались денежному штрафу либо какому-нибудь другому наказанию.

В отличие от местных торговцев приезжие купцы — выходцы из других провинций, областей и уездов входили в особые земляческие союзы (хуйгуань). В Пекине в 40-х годах XIX века существовало более 250 таких:

[28]

союзов, каждый из них включал земляков одной провинции, области или уезда. Для защиты своих интересов крупные купцы, занимавшиеся специализированной торговлей (например, шелковыми тканями), иногда создавали особые союзы — гунсо. Появление цеховых организаций типа гунсо, объединявших наиболее состоятельных лиц, свидетельствовало не только об усилении специализации в области торговли, но и известной дифференциации внутри самих торговцев и ремесленников.

Господство цехового строя с мелочной регламентацией производства и системой обязательного ученичества (в течение трех и более лет) препятствовало развитию мануфактуры, тем самым сужая базу для возникновения новых отношений в городе и деревне.

Казенные мануфактуры охватывали основные отрасли хозяйства, в частности производство оружия и пороха, горнорудное дело и соляной промысел, производство шелковых тканей и фарфоровой посуды, судостроение и полиграфическое производство. Крупные мануфактуры по выделке шелка имелись в Нанкине, Сучжоу и Ханчжоу. В 1745 г. на каждой :из этих мануфактур было по 600 и более станков, вырабатывавших дорогие ткани для императорского двора. Крупная мануфактура по производству фарфоровых изделий находилась в Цзиндэчжэне, где в конце XVII — начале XVIII века насчитывалось до 60 казенных печей по обжигу -фарфора. Почти в каждой провинции имелись монетные дворы, в которых отливалась из меди разменная монета. О сравнительно высоком разделении труда в этой отрасли производства свидетельствовал, в частности, тот факт, что в Ханчжоу на монетном дворе провинции Чжэцзян одну печь обслуживало около 20 рабочих самых различных специальностей — от медеплавильщика до шлифовальщика.

В казенных мастерских и мануфактурах работали в основном приписные ремесленники, обязанные по закону выполнять трудовые повинности. За свой труд квалифицированные работники и мастера получали ежемесячно денежное жалование и 3—4 раза в год — натуральный паек. .Кроме этих ремесленников на казенных предприятиях, особенно горнодобывающей промышленности, нередко использовался труд осужденных .преступников.

Характерной чертой развития казенного ремесла и мануфактуры во второй половине XVIII в. было широкое применение наемного труда. Из 28 мастеров, используемых ранее на выделке шелковых тканей и одежд для членов императорского дома, столичное дворцовое управление в середине XVIII века выписывало с казенных ткацких мануфактур Нанкина, 'Сучжоу и Ханчжоу только 12 мастеров, а остальных нанимало из местных ремесленников.

Наряду с казенными мануфактурами в XVIII веке существовали и частные. Еще в годы правления Шуньчжи (1644—1661) было принято постановление, согласно которому владелец ткацкой мастерской не мог иметь более 100 станков. С отменой этого ограничения в начале XVIII века появились шелкоткацкие мануфактуры, насчитывавшие по нескольку сотен станков. Владельцами этих предприятий были, как правило, разбогатевшие мастера — хозяева мастерских либо купцы, располагавшие значительными денежными капиталами. Следует отметить, что цинский двор всячески ограничивал развитие частного предпринимательства, осуществляя придирчивый контроль за деятельностью купцов и предпринимателей. Особенно жестоким был феодальный гнет в горнодобывающей промышленности. Боясь народных волнений, цинский двор препятствовал открытию новых рудников, облагая тяжелыми налогами имеющиеся раз[1]работки. Из 100% добытой руды казна обычно забирала 20% в качестве налога, 40% покупала по низким государственным ценам и лишь

[29]

40% оставляла предпринимателю. Бывали случаи, когда казна, взимая налог в размере 10% добытой руды, всю остальную продукцию скупала по государственным ценам.

С постепенным восстановлением сельского хозяйства и городской экономики уже к концу XVII века между отдельными районами и областями страны возобновились экономические связи, что с течением времени привело к образованию устойчивых областных рынков. На основе производственной специализации отдельных районов сложились рынки с преимущественным значением каких-либо товаров. В Нанкине, Ханчжоу, Сучжоу, Хучжоу и некоторых других городах, расположенных в районах развитого шелководства, велась оживленная торговля пряжей, шелковыми тканями и изделиями из шелка. Крупнейшими центрами торговли хлопчатобумажными тканями были Сунцзян и Шанхай. Производством и сбытом красителей для тканей славился г. Уху. В Учане велась широкая торговля бумагой. Ее вывозили во многие другие районы страны.

Развитие внутренней и внешней торговли способствовало дальнейшему росту городов. В XVIII веке в Цинской империи насчитывалось свыше 380 больших и малых городов. Самыми крупными из них, по свидетельству китайского автора XVIII века Лю Цзи-чжуана, были: Пекин — на Севере, Фошаньчжэнь — на Юге, Сучжоу — на Востоке и Ханькоу — на Западе. Широкой известностью на Востоке, по словам того же автора, пользовались также Уху, Янчжоу, Цзяннин и Ханчжоу, которые соперничали с Сучжоу в торговле и ремеслах. Пекин был не только самым крупным административным центром, но и местом оживленной торговли. Более 10 тысяч судов, груженных казенным зерном, ежегодно приходили: сюда по Великому каналу с Юга. Эти же суда привозили в столицу и товары купцов.

По официальным данным, население 18 провинций собственно Китая: в 1775 г. составляло 264 млн., а в 1790 г.— 300 млн. человек.

С ростом товарного производства, особенно в Юго-Восточных районах страны, а также в, бассейнах Янцзы и Хуанхэ, важную роль стали: играть скупщики, в руках которых постепенно сосредоточивалась торговля важнейшими продуктами и предметами ремесла.

Серьезными препятствиями на пути развития крупной торговли оста[1]вались произвол местных властей, облагавших купечество всевозможными налогами и поборами, лихоимство таможенных чиновников, значительно увеличивавших пошлины за счет дополнительных сборов, а также цеховые ограничения в области торговли при господстве государственной системы откупов на продукты первой необходимости — соль и чай. Добычей соли обычно занимались крепостные крестьяне (цзаоху).

Соль, поступавшая в казну в виде налогов с этих крестьян, хранилась в особых складах, откуда в случае необходимости отпускалась чиновникам (или купцам) для продажи населению. Основную же часть продукции крестьян-солеваров скупали по низким ценам откупщики, получавшие от правительства особые билеты на покупку и продажу соли в определенных районах. Иногда эти купцы добивались права продавать соль в любом месте. Благодаря подкупу местного чиновничества купцы-откупщики крепко держали в своих руках потребителя, монопольно распоряжаясь продажей столь необходимого продукта. Произвольно взвинчивая цены на соль, купцы быстро обогащались, наживая огромные состояния.

В интересах фиска цинские власти нередко разрешали всякого рода другие монополии, отдавая на откуп купцам торговлю наиболее важными продуктами питания и предметами ремесла.

Торговый капитал был тесно связан с ростовщическим. Могуществен-

[30]

ные шаньсийские купцы, державшие в своих руках торговлю солью, чаем, пшеницей, шелковыми тканями и другими товарами, выступали также в роли ростовщиков. Им принадлежали многочисленные меняльные, ссудные и закладные лавки, разбросанные по многим провинциям. Иногда эти лавки совмещали выдачу ссуд с банковскими операциями: приемом и выдачей денежных вкладов, выпуском ценных бумаг и т. д. Особенно широкое распространение в XVII—XVIII веках получили ломбарды. В 1744 г. в Пекине и его пригородах насчитывалось примерно 600—700 ломбардов, причем часть из них принадлежала чиновникам. Согласно закону, размер ссудного процента не должен был превышать трех в месяц, однако фактически взималось значительно больше. О бедственном положении городских низов в условиях господства торгово-ростовщического капитала свидетельствовал, например, тот факт, что в конце XVII — начале XVIII века каждые семь-восемь жителей Пекина из десяти в конце года должны были отдавать долги ростовщикам, нередко закладывая при этом своих жен и детей.

По форме правления цинский Китай в XVII—XVIII вв. представлял собой абсолютную монархию. Считалось, что богдыхан является Сыном неба, который правит Вселенной по велению Неба. Его особа считалась, священной: при выездах императора из Пекина в загородный летний дворец все окна и двери домов, выходившие на улицу, по которой должен был проследовать императорский кортеж, наглухо закрывались, чтобы жители столицы не могли увидеть «божественного лика». Настоящее имя императора было запрещено произносить вслух и писать. Народ знал своего правителя лишь по девизу правления, который он избирал, вступая на престол.

Высшими органами законодательной власти были Императорский секретариат (Нэйгэ) и Военный совет (Цзюньцзичу). Первоначально важнейшими военными и гражданскими делами ведал Императорский секретариат, созданный в 1671 г. из равного числа маньчжурских и китайских сановников. После 1732 г., когда для более оперативного руководства военными действиями против джунгаров был учрежден Военный[1]совет, решение всех важных государственных дел перешло к этому новому органу. В отличие от Императорского секретариата, где число членов секретариата и их помощников устанавливалось законом, количественный состав Военного совета определялся самим императором. В него назначались, как правило, маньчжуры и значительно реже монголы и китайцы, доказавшие преданность цинскому двору. Члены Военного совета занимались подготовкой указов и постановлений, устанавливали численность и довольствие войск, выносили решения по особо важным политическим преступлениям. Опираясь на Военный совет, богдыхан назначал высших должностных лиц для решения военных, судебных, финансовых и других дел, деспотически осуществляя верховную законодательную и исполнительную власть в государстве.

Сложный феодально-бюрократический аппарат Цинской империи строился в основном по образцу государственных учреждений и ведомств, существовавших при династии Мин. Высшими органами исполнительной[1]власти были шесть столичных ведомств-приказов: чинов, налогов, церемоний, военных дел, уголовных дел и общественных работ. Имелись так[1]же другие центральные учреждения и ведомства: контроль за деятельностью столичных, провинциальных и уездных чиновников осуществляла Палата цензоров (Дучаюанъ), а разбором кассационных дел занимался Верховный суд (Далисы). Внешними сношениями со странами, лежащими к востоку и югу от Китая, ведал Приказ церемоний, а связями с государствами, находившимися к северу и западу,— Палата по делам,

[31]

«зависимых» территорий (Лифаньюань), учрежденная в 1638 г. вместо .Монгольского управления, действовавшего при маньчжурском дворе до захвата Пекина.

Вся территория собственно Китая была поделена на 18 провинций, во главе стоял губернатор (сюнфу) или императорский наместник (цзунду), который обычно одновременно управлял двумя провинциями. Несмотря на то что цинский двор стремился через своих уполномоченных осуществлять контроль над местными органами власти, последние сохраняли известную самостоятельность вследствие обширной территории страны, а также отсутствия удобных дорог и средств сообщения.

Согласно традиции, поступление на государственную службу обусловливалось наличием той или иной ученой степени, для получения которой полагалось сдать экзамены. Схоластическая система обучения, предполагавшая заучивание наизусть текстов из древних канонических конфуцианских книг, отвлеченный характер сочинений, даваемых на экзаменах, и строгая архаическая «восьмичленная» форма экзаменационных сочинений неизбежно обрекали подавляющее большинство соискателей на про[1]вал. Между тем за крупную взятку можно было легко выдержать самый трудный экзамен и получить облюбованное местечко в государственном аппарате. В результате привилегированное ученое сословие, как правило, пополнялось за счет выходцев из феодально-помещичьей среды. Обладатели ученых степеней назывались «шэныни» («мужи, носящие пояс» — отличительный знак ученого сословия). Они не платили подушной подати и были освобождены от телесных наказаний. Влияние китайских шэныни, являвшихся активными пропагандистами официальной идеологии правящего класса феодалов — конфуцианской этики и морали, было столь значительным, что цинский двор был вынужден время от времени вводить некоторые ограничения. Шэныни запрещалось принимать под свое «покровительство» крестьян-тяглецов, занимать в сельской администрации должности, связанные со сбором налогов, выступать в качестве официальных торговых посредников, проводивших оценку товаров на рынке и получавших от этого определенный барыш, и т. д. Устанавливая определенное число вакансий тех или иных ученых степеней для участников экзаменов от различных провинций, цинский двор поддерживал распри и соперничество среди шэныии и чиновников — уроженцев раз[1]личных провинций. Несмотря на правительственные ограничения, воздействие шэныни на политическую и духовную жизнь общества было огромным.

Важной опорой цинской монархии была армия. Она состояла из маньчжурских восьмизнаменных войск и китайских войск зеленого знамени. В восьмизнаменных войсках служили маньчжуры, монголы, а так[1]ж е китайцы (ханьцзюни), добровольно перешедшие на службу к маньчжурскому двору в период, предшествовавший вторжению в Китай в 1644 г. Основной костяк этих войск составляли маньчжуры. После завоевания Китая восьмизнаменные войска несли главным образом гарнизонную службу, редко принимая участие в военных операциях против внешнего врага. Эти войска пользовались рядом существенных привилегий и льгот по сравнению с китайцами. В XVII веке маньчжурская армия, размещенная гарнизонами в 72 стратегических пунктах империи, представляла собой грозную военную силу, но с течением времени она утратила воинственный дух и превратилась в паразитическую касту.

Войска зеленого знамени комплектовались путем вербовки китайцев в провинциях, где они и отбывали службу. Они подчинялись высшему провинциальному командованию. Численность этих войск почти в 3 раза превышала восьмизнаменные. Высший командный состав включал ино-

[32]

гда маньчжуров, но значительно чаще китайцев, доказавших свою преданность цинскому двору. Денежное и натуральное довольствие китайского солдата было примерно в 3 раза меньше маньчжурского.

Стрелок из лука.

Еще в 1644 г. цинский двор поручил особой комиссии рас[1]смотреть минский кодекс «Да Мин люй» с целью внесения в него исправлений в соответствии с политическими перемена[1]ми, происшедшими в Северном Китае. Составление нового кодекса завершилось в 1646 г., а в следующем году он был опубликован на китайском языке. В результате работы кодификационной комиссии абсолютное большинство постановлений династии Мин вошло в цинский кодекс почти без изменения в качестве основных законов (люй). Эти законы не подвергались пересмотру и являлись прочным фундаментом, на котором зиждилось законодательство в течение двух с половиной веков. Что касается новых законов, принятых цинским двором, то они были включены в кодекс в виде дополнительных постановлений (ли). По указу 1746 г. их следовало периодически пересматривать, впоследствии такие пересмотры проводились через каждые пять — десять лет. Цинский свод законов, известный под названием «Да Цин люй ли» («Основные законы и постановления великой династии Цин»), являлся в основном уголовным кодексом. Он ставил маньчжурских завоевателей в привилегированное положение по отношению к коренному населению. За одинаковое преступление «свободных» китайцев (миньжэнь) наказывали более сурово, чем маньчжуров, монголов и китайцев — ханьцзюней, принадлежавших к служилому сословию. Кроме того, последние пользовались правом замены одного вида наказания другим — более легким или менее унизительным. Представители маньчжурской знати и служилого сословия считались неподсудными местным китайским судам, между тем как маньчжурские чиновники, заседавшие в этих судах, могли обсуждать дела, касающиеся китайцев. Положение завоевателей в качестве привилегированной касты порождало всевозможные злоупотребления и произвол с их стороны, создавало условия для разложения маньчжурского чиновничества.

«Свободные» китайцы по традиции делились на четыре сословия — ученые, земледельцы, ремесленники, торговцы, которые по закону пользовались равными правами и относились к разряду «благородных». Абсолютное большинство «свободного» населения составляли земледельцы, к которым принадлежали как крупные земельные собственники, так и мелкие — крестьяне. К разряду «низких» (или «подлых») относились актеры, служители присутственных мест, домашние рабы, проститутки. В отличие

[33]

Всадник-стрелок.

от «благородных» они и их дети не допускались к экзаменам и, следовательно, не могли стать чиновниками. К этой немногочисленной группе населения относились также некоторые категории феодально-зависимых крестьян, в том числе батраки, работавшие по письменному договору. В соответствии с делением населения на «благородных» и «низких» устанавливались разные виды наказания за одинаковое преступление — суровые для лиц «низких» профессий и более мягкие для «благородных». Кроме того, закон предоставлял чиновникам право откупа от телесных наказаний, предусмотренных за служебные и другие злоупотребления.

Опираясь на армию и разветвленный феодально-бюрократический аппарат, цинский двор проводил политику жестокого национального угнетения широких слоев китайского населения. Это выражалось прежде всего в сосредоточении в руках маньчжуров высшей государственной власти и предоставлении им привилегий в различных областях общественной жизни. С 1732 по 1796 г. в Военном совете маньчжуры составляли 56%, а китайцы — только 37% (7% приходилось на монголов).

В шести приказах, где высшие должности формально замещались на ранных началах маньчжурами и китайцами, фактическая власть также принадлежала маньчжурам. Наместники и губернаторы наиболее важных в хозяйственном и стратегическом отношении провинций до начала XIX века назначались, как правило, из маньчжуров. Для контроля над государственным аппаратом цинский двор разработал особую систему замещения вакансий, разделив все должности по степени их важности на четыре разряда: для маньчжуров, монголов, ханьцзюней и китайцев. Наиболее крупные и выгодные должности в центральном и местном аппарате полностью замещались маньчжурами. Фактически они обладали правом решающего голоса во всех государственных делах.

В период цинского владычества судебному преследованию подвергались китайские ученые и писатели, в чьих произведениях содержался про[1]тест против существующего режима, а также запрещались и сжигались книги, направленные прямо или косвенно против чужеземных завоевате-

[34]

лей, насаждались наиболее реакционные идеи сунского неоконфуцианства в трактовке Чжу Си (ИЗО—1200) и его последователей. Уже в 1663 г. было казнено свыше 70 человек за издание и распространение неофициальной истории династии Мин. В 1711 г. более 100 человек подверглись казни в связи с делом ученого Дай Мин-ши, включившего в одно из своих произведений описание антицинской борьбы на Юго-Западе, составленное его земляком. В 1729 г. были запрещены сочинения китайского литературоведа и ученого-медика Люй Лю-ляна (1629—1683), который, отказавшись от должности, предложенной цинскими властями, ушел в монастырь, где и умер. После того как было установлено, что некоторые труды этого ученого содержат антиманьчжурские высказывания, его труп по приказу властей был вырыт из могилы, разрублен на части, а ученики и члены семьи Люй Лю-ляна казнены. В последующие годы гонения на литераторов, издателей и всех тех, кто хранил или читал запрещенные книги, еще более усилились. Только по официальным данным, изъятия запрещенных книг с 1774 по 1782 г. производились 24 раза и было сожжено различных книг свыше 13 800 названий. Подготавливая старые книги к переизданию, цинские чиновники старательно вычеркивали из них все то, что могло, по их мнению, породить протест против существующего строя. Массовыми репрессиями и строгой цензурой цинские правители пытались привить китайскому народу идею вечного повиновения и рабского послушания. При этом маньчжурские правители лицемерно заявляли, что «маньчжуры и китайцы — члены одной семьи».

[35]

Цитируется по изд.: Новая история Китая. Отв. ред. С.Л. Тихвинский. М., 1972, с. 24-35.